Ступая по тонкому льду…

Вчера еще раз побывал там, куда так тянет последнее время — на выставке Сергея Кухто. Не картины внешне, а внутренняя суть того, кто создавал их, привлекает меня. И будучи довольно холодным и даже некомпетентным ценителем изобразительного искусства, всегда стараюсь разобраться в душе того, чье внешнее проявление привлекло. Характер работы зависит только от человека, стоящего за нею. Можно прожить жизнь, создавая бестолко­вые «произведения искусства», и можно творить, работая дворником.

Меня всегда волновала глубинная суть последних — творящих людей. А их произведения являлись лишь не всегда совершенным отображением души челове­ка. Не совершенным потому, что мы — хотим или нет — не в силах стопроцентно верно передать то, что, чувствуем, в силу несоответствия своего внешнего «я» с собственным внутренним «я».

Думается, Кухто был человеком, который смог до­вольно близко подойти к своей внутренней сущности. Он очень тонко чувствовал ее, так же, как и суть на­шей жизни. Он мог жить в этом мире и имел смелость быть независимым от него.

Почему именно ему и таким, как он, удается это?.. Тут замешана ее величество Свобода. Не внешние про­явления, о которых мы печемся, а свобода внутренне­го состояния нашего, свобода совести и свобода Жизни.

 

Идущий по жизни один.

Это далеко не слова-бравада, которые  применяются к духов­ным одиночкам. Меня давно не удивляет, что любой из нас может прийти к одной и той же истине, постоянно работая, ос­мысливая ее, переживая в том духовном мире, который нео­сязаем, многими отрицаем, но который так наглядно существует, когда начинаешь прикасаться к нему…

У любого из нас может быть своя правда или свое мнение о чем-то. Трудно, но вполне возможно дойти до понимания, что существуют также общезначимые истины: по-другому — законы нашего существования, которые — нерушимы, едины и вечны.

К подобным общечеловеческим истинам прикасал­ся Сергей Кухто. Ведя жизнь душевного затворника — абстрактную, нереальную в понимании многих, — он просто не мог не приходить к ним.

Сергей Кухто ушел телом. Уверен — не духом. Случайно ли выбран объектом его полотен  бессмертный  Хирон?..

 

Теперь – о самих картинах.

Дух их поразил меня. За ними — тот человек, который мог отвлеченно идти по жизни и не принимать за тако­вую ту внешнюю сторону, которую мы видим и кото­рую ошибочно привыкли назвать этим словом. «Жизнь — не то, что мы видим, а что думаем о ней» — это утверж­дение вполне можно отнести к взглядам Сергея Кухто.

Его одинокие, в сущности, кентавры зачастую видны со спины; иногда в профиль; иногда край шапки-треу­голки, как бы невзначай, при наклоне головы, при­крывает основную часть лица — глаза. Это совсем не ме­шает увидеть в человеке мощную, но в то же время тре­петную и ранимую сознательную суть. Мощную в том смысле, что совершенно ничто давящее извне не могло выбить этого человека-коня из мира глубоко внутренне­го, мира своего настоящего духовного «я». Трепетную и ранимую — оттого, что и должна-то настоящая душа сочетать два начата: силу и слабость, что, по-видимо­му, и было присуще художнику. Подтверждение перво­му мощный мускулистый торс, крепкие широкие ко­пыта. Второму же: задумчивое созерцание пейзажей род­ных мест.

На картинах «Озимые», «Домик у оврага» отсутствует буйная растительность. Снег покрывает землю, одинокие всходы поверх него, такие же дерзкие голые деревья, еле уга­дываемая колея дороги, тропинка, ведущая к дому, — все это, казалось бы, небогатое убранство полотна тем не менее настраивает на размыш­ления. Опять приходим к выводу: как важно чувствовать не внешнюю, а скрытую прелесть жизни.

Примерно то же впечатление о «Ледоходе», где все полотно занимает пейзаж и на первом плане кентавр со спутницей на спине. И лишь где-то в уголке виден кусочек ленты-реки с плывущими льдинами. Но со­стояние пробуждения реки, как в зеркале, читаем в лицах, наблюдающих это чудо. «Переправа»!.. Это то, что запомнилось мне; то, что и должно быть в нашей жизни… Осторожно ступающий по тонкому уже льду (невдалеке и полынья виднеет­ся) реки-жизни мощный кентавр, Длинная березовая жердь заложена за плечи, как подстраховка. Лицо че­ловека сосредоточено и полно ответственности за ту, которая за спиной. Беззащитная и хрупкая, стоит она в ожидании, когда будет найдена переправа. И как вознаграждение за труды свои — блаженный «Привал». Он заслуженно отдыхает, положив голову на попону. Она бодрствует — охраняя сон того, кто призван идти первым…

Василий Рязанов

«Витебский курьер»

    26 мая 2000